5 анекдотов «по случаю» от поэта и писателя Льва Рубинштейна
Фактрум подборку анекдотов «по случаю» от Льва Рубинштейна, собранную онлайн-журналом «Избранное» из Фейсбука и выступлений автора.
[/media-credit] Лев Рубинштейн
Когда я прочитал бодрые слова премьера Медведева о том, что у каждой, оказывается, российской семьи имеется автомобиль, я сразу же вспомнил старый, но совершенно, по-моему, выдающийся анекдот.
Анекдот, повторяю, очень старый, середины 60-х годов, тех годов, когда официальная пропаганда, — в отличие от нынешней, — напирала все больше не на прошлое, а на будущее.
Будущее там было не менее фантастическим, чем наше нынешнее «прошлое». Но это «будущее» было еще менее уязвимым для критического анализа, чем «прошлое», поскольку, — в отличие от прошлого, — его никто никогда не видел.
Анекдот, в общем, такой.
В клубе какого-то провинциального завода проходит лекция. Лекцию читает очередной «товарищ из Москвы».
«Товарищи! — зажигательно говорит лектор, — Через пять лет, товарищи, каждая советская семья будет иметь собственный автомобиль!»
Бурные аплодисменты.
«А через десять лет, товарищи, — продолжает он, — у каждой семьи будет свой собственный самолет».
Легкое замешательство. Потом робкий голос из зала спрашивает: «Простите, не очень все-таки понятно, а зачем каждой-то семье нужен самолет?»
«Поясняю на примере! — отвечает лектор, — Вы, например, живете в Челябинске. А в Новосибирске, допустим, выбросили муку…»
Анекдот по поводу запрета ввоза соли из стран, которые ввели санкции против России.
Узбекское село. Большое праздничное застолье. Много людей, много плова, дыни, арбузы, виноград… Едят плов, пьют чай, веселый гомон.
В какой-то момент самый старший за столом, уважаемый аксакал, поднимает руку. Все почтительно замолкают, готовятся слушать.
«Дети мои, — говорит аксакал, — я хочу рассказать вам одну старую мудрую притчу. Я слышал ее от своего деда, а он — от своего. Послушайте.
По пустыне идет караван верблюдов. На каждом из них два мешка. В одном мешке — песок, в другом — г***о».
И он замолкает.
За столом почтительное, но несколько недоуменное молчание. Наконец, один из внуков все же решается спросить: «Дедушка, а в чем соль?»
«Соли нет, — отвечает дедушка. — Я же сказал: «Песок и г***о».
По поводу обещания главы Крыма Сергея Аксенова посадить всех, кто будет воровать песок на пляже.
У Армянского радио спрашивают: «Что будет, если в пустыне Сахаре наступит социализм?
Сначала — ничего, — отвечает Армянское радио, — А потом начнутся перебои с песком.
Из книги «Словарный запас»:
А еще мне нравятся вопросы типа: «До каких пор эти рубинштейны будут указывать, как нам жить в своей стране?»
Подобного рода вопросы, как уже было сказано, не предполагают ответов. Гомогенность и нерасчленимость этой, с позволения сказать, картины мира не терпит даже малейшего воздействия извне — в противном случае ей грозит тотальное и непоправимое обрушение.
Но однажды на вопрос про «рубинштейнов» я все-таки ответил. Причем ответил вопросом на вопрос. Я спросил: «Вы, простите, о каких именно Рубинштейнах? О моей семье или обо всех моих однофамильцах? Входят ли в число упомянутых вами Рубинштейнов те два брата, которые основали соответственно Московскую и Петербургскую консерватории? А знаменитый психолог Сергей Леонидович Рубинштейн? А великий пианист Артур Рубинштейн? Вы о ком все-таки?»
Ответ был лапидарен: «Вы прекрасно понимаете, о ком я говорю». Да понимаю я, понимаю — не маленький. Но и не задать этого вопроса я тоже не мог.
А еще по поводу «рубинштейнов» мне сразу же вспомнился старый анекдот про двух сибирских мужиков, которые долго и сосредоточенно парились в бане. В какой-то момент один из них прервал гробовое молчание и сказал: «Нехорошо это, Степан. Ох, нехорошо». — «Чего нехорошо-то, Егор?» — спросил второй. «А то нехорошо, что ты к моей Наталье ходишь». — «Ну, вас, Фроловых, не поймешь! Наталья говорит, что хорошо. Ты говоришь, что нехорошо».
В интервью на вопрос о 90-х годах:
— Я по поводу девяностых годов всегда вспоминаю очень хороший философский анекдот. Идет человек по улице и встречает знакомого, который идет в одном сапоге. И спрашивает его: — Ты что, сапог потерял? — Почему потерял? Нашел!
Это я к тому, что все девяностые годы делились на тех, кто потерял и кто нашел. То есть в одном сапоге были более-менее все. Но у кого-то было ощущение, что он потерял сапог, а у кого-то наоборот. Вот я как раз нашёл.